День, когда я научился жить  - Лоран Гунель

Парень вытаращил круглые глаза и попятился назад, мотая головой и все больше краснея:

– Нет, но… не надо звать… это меня не касается, я…

– Уоррен!

Парень повернулся к двери:

– Оставайтесь на месте!

Он обернулся. Лицо его совсем побагровело и тряслось.

Уоррен вошел в комнату, и вид у него был смущенный.

«Черт возьми, – сказал себе Остин, увидев его. – А ведь парень говорит правду».

Прежде чем заговорить, он долго смотрел тренеру в глаза. Какая-то часть его самого старалась отсрочить момент, когда все могло рухнуть навсегда.

– Что ты можешь сказать в ответ этому господину?

Уоррен не пошевелился, и взгляд у него был жестким.

– Ничего, – ледяным тоном отрезал он, даже не посмотрев в сторону своего разоблачителя.

Остин не мог опомниться. В его таком упорядоченном, таком согласованном мире что-то сломалось, рухнуло. Что-то неуловимое и непостижимое.

Он не мог отвести глаз от своего тренера, а тот спокойно выдерживал его взгляд.

– Можете идти, – сказал он парню, и тот не заставил второй раз себя просить.

В комнате повисла тяжелая тишина.

– Может, ты мне все-таки что-нибудь объяснишь? – спустя мгновение, сказал Остин.

Уоррен спокойно покачал головой:

– Моя задача состоит в том, чтобы ты выиграл. А все остальное касается только меня.

Остин медленно кивнул, поморщился, а потом все-таки взорвался:

– Я только что узнал, что ты работаешь на Уолша, – и это не должно меня касаться?

– Я не работаю на Уолша. Его спонсор – мой старый приятель.

– А эти бредовые истории про журналистов, которые подрывают уважение ко мне?

– Единственная цель, которую ты мне поставил, – это твой выигрыш.

– Но… журналисты… Ты же знаешь, до какой степени болезненно я реагирую на их отношение…

– На этот случай ты мне указаний не давал.

– Это не основание, чтобы…

– Во всем, что я делаю, я руководствуюсь одной целью – твоей победой.

– Но…

И вдруг Остин все понял.

И это понимание так его потрясло, словно его ударили наотмашь.

У него перехватило дыхание, и он пристально посмотрел на тренера. Кровь застучала в висках, он покрылся потом.

Потом быстро вышел из комнаты и рухнул на сиденье ожидавшего его лимузина.

Прочтя комментарий Джиджи21, посланный накануне, Райан залился смехом.

Кто эта дурында?

Как можно быть настолько глупой, чтобы спутать человечность с идиотизмом? Не иначе, она добропорядочная прислуга! А может, это признак того, что глупость гнездится в самом сердце человечности…

Он продолжил читать комментарии к последнему видеоролику, все более и более многочисленные. И с раздражением обнаружил, что пользователи разделяют точку зрения дурынды. Эх, жаль, этих типов не было на террасе, о них можно бы было состряпать неплохой сюжет. Это обновило бы ассортимент.

Райан принялся анализировать статистику посещений своего блога. Ролики с Джонатаном пользовались далеко не самым большим успехом, и, что интересно, они проигрывали старым роликам в количестве просмотров. Судя по всему, публика их оценила и теперь хотела чего-то новенького. Прекрасно. Будет им новенькое.

Что же до заработков от просмотров, то они сильно взлетели вверх. Джонатан был как раз из тех дураков, что приносят прибыль.

Исчез.

Гэри просмотрел десяток конвертов, которые вытащил из почтового ящика. Маленького бежевого не было. Но он точно видел конверт в руках у почтальона. У него сжалось сердце.

Он снова открыл ящик и запустил руку в узкую щель. Не всегда удобно иметь огромную, толстую пятерню. Обследовав изнутри холодные металлические стенки, он нащупал конверт. Тот застрял в канавке внутреннего желобка, словно ему не хотелось, чтобы его обнаружили. Гэри вытащил его, оцарапав себе руку: конверт предпринял последнюю попытку сопротивляться. Засунув конверт в пачку прочей корреспонденции, он прошел по складу, не обращая внимания на мальчишек, сидевших за столом. Он даже не сделал себе кофе, нарушив обычай, а сразу же уселся в пластиковое кресло во дворе.

Его охватила робость, почти страх.

Пора бы уже привыкнуть ко всяким странностям, что происходят теперь в его жизни. Однако, когда он вскрывал конверт, руки у него дрожали.

Твои родители любили тебя, только не знали, как тебе сказать.

Он потряс головой. В какой-то мере он этого ожидал. Ожидал логического продолжения.

Он несколько раз перечитал написанное, вздохнул и, сам не понимая почему, расплакался.

Словно нечто незнакомое, непонятное вдруг из глубины поднялось на поверхность. Как пузырьки воздуха в тесте, когда переложишь разрыхлителя: они растут, поднимаются, и поверхность лопается повсюду.

Голову заполнили беспорядочные образы. Жена… Пока она была жива, он не чувствовал, что она его любит. И мальчишки никогда не проявляли к нему особой нежности. И клиенты, вплоть до последних дней, были такие холодные и неприветливые. А потом – столик на тротуаре, покрытый белой скатертью, а на нем – блюдо с нарезанными маффинами и нарисованное на скатерти сердце с надписью: «Гэри угощает».

Из далекого прошлого вдруг появилось неожиданное воспоминание: ему четырнадцать лет, он ученик булочника. Безусый, тощий юнец, одетый с головы до ног в жесткую и грубую полотняную робу. Три часа утра, на дворе еще темная ночь. Повсюду мука: она летает в воздухе, покрывает пол, кожу, выбеливает волосы. Запах горячего хлеба. В огромной печи трещат поленья. Когда он открывал дверцу печи, ему казалось, что перед ним жерло ада, и лицо обжигало пламенем.

Учитель доверил ему секрет французских пекарей: закваска, как и любое живое существо, не дает себя обуздать, говорил он. Но она зависит от тебя точно так же, как ты зависишь от нее. Если ты плохо себя чувствуешь, не в духе или не сосредоточен на том, что делаешь, – ни за что не поднимется. Как ни старайся – дело не пойдет. Ты можешь месить тесто часами, менять температуру, влажность – ничего не выйдет. Но если ты в хорошей форме, если ты рад тому, чем занимаешься, закваска, как и ты сам, начнет подниматься и свершится чудо.

Гэри в конце концов ушел от учителя и отдал предпочтение химическим разрыхлителям.

И вдруг из всего этого фейерверка образов, отзвуков голосов и бесформенных эмоций возникла мысль. Она становилась все яснее и четче, как контуры на старинной фотографии, что возникают как по волшебству, если фотобумагу опустить в ванночку с проявителем. Эта мысль подводила итог ошибке всей его жизни: мальчиком он считал, что все люди холодные и злые.